Течение времени, плотность энергетических связей материи ощущаются прежними. На сей раз пространство хоть и стабильно, но быстро крепнут опасения, что это не надолго, и в своих подозрениях она не одинока. При отсутствии всяческих визуальных ориентиров сложно оперировать понятиями «вверху», «внизу», «впереди», «позади». Звук от их шагов по поверхности, чем бы она не была, не разносится вокруг — здесь не существует звукового диапазона, доступного их восприятию, но насчёт наличия гравитации сомнений у неё не возникает. Определённо, она упала — в левую сторону.

Теоретически, тут они оба могли упасть в любой момент, споткнувшись обо что-то, или куда-то провалиться, потеряв под ногами опору... Точности ради — там. Ведь «Тут» и «Там» имели разные пространственно-временные параметры, и их следовало разделить в сознании. Она разделила...

И упала на нечто, что стало живым за мгновение до их столкновения. Или именно в момент их столкновения? Ощущения близости к начальности — «Тут» оно очень велико. Было бы ожидаемо, находись они в момент взрыва сверхновой, или развёртки измерения, или создания временной петли, или... Суть не в конкретике, суть в принципе. Относительно чего-то старого, новое всегда чувствуется ею иначе. Здесь всё новое и у всего одна общая продолжительность. Что странно, но факт.
— Ты цела? — Ингран взволнован и обеспокоен.

Первое время, как они влипли в «она ещё не дала названия этому явлению» пилот выглядел оптимистичным и вдохновлённым новой загадкой. Веер его теорий выглядел довольно пёстро: от абсурдных, которые вызывали смех у него самого, до столь изящных, что вполне могли претендовать на реалистичность, найди он им подтверждение. Чем глубже они погружались, тем прихотливее изворачивалась Вселенная. Как если бы поставила себе целью показать им каждую из своих разномастных изнанок, затрагивая все доступные им обоим сферы чувств. Всё больше предположений роилось в сознании Инграна. Пусть самую малость, но время от времени пилот стал казаться ей растерянным, теряющим связь с их теперешней реальностью, затем снова увлечённым поиском объяснения её странным трансформациям. Архаизм, конечно, именовать Инграна пилотом, он неизмеримо более значимое для неё существо, но пусть уж так, раз термин слишком глубоко вытравлен в традиции. Тогда она взяла его за руку и с тех пор не отпускала. На какое-то время ему помогло.

Где-то бегом... Где-то крадучись... Где-то едва не увязая... Где-то продираясь сквозь... Обжигаясь... Задыхаясь... Замерзая до дрожи... Падая... Скользя... Вслепую... Но они двигались. Дважды она сломала ему запястье. Сколько раз оно было растянуто и вывихнуто — с шутливого счёта они уже давно сбились оба. Ссадины, порванные мышечные волокна, гематомы, порезы, вывернутые лодыжки, разбитые локти и колени... Случалось ей и вправлять его выбитое из сустава плечо. Ингран терпел, убеждая её, что снаружи его ощущения более ярки, и именно это им важно. Она большой пользы в этом утверждении не находила, но против его пристрастия к риску была бессильна.

Данных становилось всё больше. Илсашати тоже старалась — по-своему, но не могла же она запретить ему думать? Попытки анализировать и найти хоть какую-то логическую связь меж на вид случайными изменениями параметров пространств, в которых они погрязли, пилота почти дезориентировали. Начала кружиться голова. Уже давно мутит от постоянных скачков временных потоков, но он старается вида не подавать. Думает, она не чувствует, каково ему! Вот глупый! Инграну бы больше тревожиться о себе самом. Если уж он критически не пострадал, находясь в сфере охвата её экзоплазматической оболочки, то она уж и подавно.

— Окажись я лишь в подозрении, что не цела, в тот же миг запихнула бы тебя в «Нефритовую пагоду»¹, а не держала твою руку в своей. Я куда крепче тебя, мой дорогой.
А ведь неплохая мысль, жаль только, что перед ним намерение предстаёт так же очевидно — из-за их симбиотической связи — как и перед ней. Его лицо становится укоризненным, голова чуть склоняется к плечу, прямой указательный палец предостерегающе покачивается из стороны в сторону, она слышит его тихое цоканье языком.
— Не время.

«Тут», которое станет «Там^[-36858]». Они сидят на куче опавших листьев под деревом с густой ветвистой и полностью обнажённой кроной. Слышится тихий чистый перезвон, словно ветер без успеха пытается увлечь в своё течение, привязанные к язычкам внутри стеклянных колокольчиков, полоски бумаги. И такими предметами увешана каждая ветка. Вот только все они пусты, и ветра здесь нет. Совсем. И никогда не было, потому и листья не разметало.

Дерево — единственное, что возвышается над совершенно ровной поверхностью. Она рельефная, в каких-то коричневых прожилках, плотно одна к другой переплетённых меж собой. Кора? И тёплая. Чуть изогнутая линия горизонта предполагает форму планетоида близкую к сферичной. Ближе к поверхности цвет неба светлее — звезда сейчас с обратной им стороны. Нет, она всегда там. Мир вечной зари. Над их головами безоблачный тёмный купол, усыпанный перемигивающимися звёздами, туманностями, галактиками. Однако, нет собственной, где родилась местная звезда. Занятно. Инграну тоже занятно, он собирается посчитать — где они оказались.

— Не думай, пожалуйста. Что толку знать, если мы не можем дематериализоваться. Отдохни, а лучше поспи.
О! Сдался, наконец-то, упрямое создание! Она даже удивилась слегка, когда его голова без возражений склонилась на её плечо. Ментальная сфера успокоилась, стала мерно едва ощутимо колышущейся, как и положено в целебном трансе. Его ладонь резко похолодела, но Илсашати не разжала пальцев.

Она принялась перебирать свои вешки. Не так уж и плохо, в сравнении с предыдущими номерами. В «Там^[-36857]» отсутствие доступной восприятию видимой части электромагнитного спектра хоть и въелось в их глаза, но лучше они от этого разбираться в предметном окружении не стали. Планету под их ногами благоприятной для пилота она бы не назвала. Здешние формы жизни агрессивны, с какой-то более специфической научной точки зрения они может и могли показаться интересными — от соприкосновения с ними пронизывал бы немалый заряд электричества. Защитное поле экзоплазматической оболочки надёжно держала существ на безопасном расстоянии, — ни он, ни она не сочли их достаточно любопытными. Для себя Илсашати отметила присутствие на поверхности куда более интригующего живого объекта — явно не местного происхождения.

Пилота же занимал другой — на значительном удалении от них она ощущала точечный источник инфракрасного излучения в центре гравитационного колодца. Достаточно крупный для звезды, но значительно более плотный. Он имел нетипичную для большинства звёзд химико-энергетическую структуру. Интересно было бы выяснить: дайсосфера этот объект, или тарсинор², или...
— Всё таки второе. Похоже на результат холодного нуклеосинтеза, прошедшего путём квантового туннелирования. Кому бы, ты думаешь, понадобилось такое инженерное решение? Определённо искусственный.
— Здесь есть форма жизни, не соответствующая низкому классу планеты...
В тот момент она и «упала в левую сторону». Субъективное мнение, конечно же, — глядеть под ноги по вышеуказанной причине смысла особого не было, как и в какую-либо иную из сторон, — и всё-таки, в левую.

«Там» становилось «Там», если выполнялось условие: «Тут» фундаментально изменялось по совокупности ключевых признаков, становясь по характеристикам и ощущениям совсем не похожим на своё предыдущее состояние. И их следовало разделить в сознании. Она разделила...
Так вот, в «Там^[-36857]» они попали из места, ещё более отличного от привычного им пространства-времени. Нет, это вовсе не значило, что до «Там^[-36856]» они находились в условиях, которые можно было счесть привычным пространственно-временным континуумом.
Они уже давно блуждают от одного аномального пространства к другому — отличному, в свою очередь, от предыдущего. И их следовало разделять в сознании. Она разделяла...
В момент разделения её видение каждому «Там» присваивало отрицательную порядковую нумерацию: «Там^[-1]», «Там^[-2]», «Там^[-3]», «Там^[-4]»...«Там^[-n]».
В момент разделения хвататься не за что. Обратно не повернуть. Обратно вообще перестаёт существовать как принцип. Направление следует создавать снова. Потому его и не изменить никак. Остаётся бежать дальше, куда бы дальше их не завело. Илсашати перебирает свои данные, сопоставляет с частью, полученной через восприятие пилота.

«Тут», которое станет «Там^[-36859]». Они бегут вместе, держась за руки, по пустынной поверхности, простирающейся до горизонта во все стороны, куда ни глянь. Под ногами хрустят мелкие кристаллы, крошатся, невысоко поднимаются облачками пыли над поверхностью, она светится, но не слепит глаза. Чувствуется планетарная гравитация, но в небе не видно ни одной звезды — сколько ни вглядывайся. Сколько ни пытайся ощутить — ни одного гравитационного искажения, кроме того, что притягивает их ноги к тверди и осаждает на неё пыль. Калейдоскоп из констант и закономерных последовательностей свойств, раз от раза хаотично перебирая возможности, складывается в очередное причудливого строения пространство-время.

Как от неё ускользнул момент пробуждения Инграна? Слишком увлеклась воспоминаниями, анализом слоёв информации, не заметила, как отпустила нить реальности? Наделённые независимой личностью и разумом пространственные корабли, надо признать, не на каждом шагу во Вселенной встретишь. Смазался разделением? Разделение перестало инициироваться выполнением известного им условия? Как именно оно произошло? Ментальное поле Илсашати сотрясает шок от осознания, что в момент следующего разделения его руки может не оказаться в её, и лишь потому, что она недостаточно предусмотрительна.

Физическое состояние пилота заметно отодвинулось от грани истощения. Она рада, но сейчас силы эмоций слишком неравны, её радости не достаточно, что бы прогнать озноб испуга.

Ингран улыбается, притягивает к себе, обнимает и успокаивает её. Ментальная связь исполнена его уверенности, что на этот раз всё полностью им контролировалось. Он кажется ей таким довольным, словно только что ухватил за хвост толстую поющую рыбу и уговорил исполнить арию в Доме, куда и тащит наивную ихтиолию³. Её забавляло за ним подглядывать, тогда ещё их сознания не сплетала симбиотическая связь, потому воспоминание не настолько яркое и не разделено ими обоими, но бережно ею сохранено. Одно из тех, что каждый раз действует умиротворяюще.

— Впрочем, в равной степени вероятно и то, что мы на самом деле никуда не двигаемся с места. — Ингран говорит вслух, выбирая точно поддерживающую спокойствие интонацию голоса.

— Действительно бежишь, или только представляешь себе, что бежишь? — не думает ли он, что они изначально находились в самом безопасном месте, и всего-то требовалось дождаться его перехода к нужную позицию для выхода из лабиринта, а они своими действиями только подвергали себя излишнему риску?

— Будет ли достаточным просто представить себе бег, чтобы начало меняться положение в пространстве? Нет, но достаточно бежать не думая, и куда-нибудь да переместиться. В обычном трёхмерном пространстве. Что бы мы не представляли, и не совершали в пространстве, где невозможна реализация самого принципа «бежать» таким, каким его привыкли себе представлять существа с ногами вроде нас, — мы относительно всего мира неподвижны.

Ах вот он о чём!
— Сначала разделить пудинг, потом разрезать, иначе, сколько не режь, он будет возвращаться к целостной форме!

— Верно. Нужно продумать цель. Перемещение к осознанной новой цели будет реализацией принципа движения, а все усилия со сколь угодно высоким приложением упорства без обновления цели — отсутствием движения. Взгляни.
Пилот указывал на пылевой след — теперь тот тянулся не за ними, а, стремительно сокращаясь, спешил им на встречу и окончательно истаял ровно в той точке, где остановились они.
Они оба усаживаются на шероховатую кристаллическую поверхность друг напротив друга.

— 36859 условных шагов мы двигались не к той цели? — ей совершенно не хочется выглядеть настолько несуразно.

— 36859 условных шагов мы двигались к созданию такой модели пространства, откуда, что бы не случилось, невозможно станет двинуться куда-либо, кроме нужной нам цели. Единственное условие — как можно точнее Цель себе представлять. Каждая мысль, как матрёшка...

— Матрица? — на крошечную долю микроспана она успевает спросить раньше, чем постоянный информационный линк к Матрице передаёт интересующий объём данных.

— Матр~ёшк~а. Кукла, олицетворяющая своеобразную философию. Разделяемая форма содержит в себе иную форму, которая в свою очередь так же разделяется и так же содержит в себе следующую. Разделять формы можно сколько угодно раз, разделённые формы независимы одна от другой, и внутри каждой разделяемой будет обнаруживаться ещё одна, и ещё одна, и ещё одна, ещё...

— Так мы внутри матрёшки? — что ж, здесь она способна себе представить это даже буквально.

— Да, но не совсем. То есть, я ещё не разобрался в тонкостях архитектуры, но... Одна матрёшка не полностью подобна другой — подобен её принцип. Иными словами, каждая её часть непременно: находилась в предыдущей форме, может разделяться, и непременно разделяется, чтобы можно было обособить и изъять следующую форму. И так продолжается постоянно — ровно до того момента, пока сознание способно с этим многообразием вариативности справляться. Поэтому логично, что, не смотря на обоснованную уверенность в общей непрерывности временного потока, одновременно с каждым разделением я испытывал ощущения скачка во времени, изменения пространства, но не перемещения в нём. От раскрытия одной формы до раскрытия другой время существует отрезком, и более не развивается, но является частью общего временного потока. Потому логично, что ты чувствовала такую сильную близость к моменту творения. Каждая твоя мысль меняет пространство, множит его взаимосвязи.

— Ой, ну, конечно. Ты ещё вообрази себе, что нас из-за меня в эту дыру занесло! — Илсашати сочла бы такую несправедливость возмутительной! Но оказалось, пилот так не считал, в чём тут же её заверил.

— Ты совершенно не виновата, я столкнул тебя сюда. Мы не смогли дематериализоваться, и следовало попробовать найти иное пространство-время, которое бы это позволило.

— Ты об этом думал, когда решил мною открывать матрёшку снова и снова?

— Да. Прости, пожалуйста. Обещай не смеяться, когда я объясню, что именно меня навело на мысли в направлении поиска парадокса. Случается испытать абсолютно ничем фактическим не обоснованное чувство: если в строго определённый ощущением момент не глядя сделать шаг назад, — буквально, — возможно изменить всю Паутину Времени. И при всей практически физически ощутимой вере в это, «сделать шаг назад» не даёт столь же сильное осознание совершения некой позорной для рационального разума, несусветной квазинаучной чуши. Косвенно, но рассуждение на эту тему выявило важный аспект — мыслям даже о таком абсурдном преобразовании структуры Идея не противится. Я начал пробовать корректировать структуру в малом, и она поддалась. Постепенно получилось тобой осознанно создать момент разделения предыдущей формы с требуемым набором констант в форме выделяемой. Да. Я недавно пришёл к этому выводу...

Здоровый скепсис не был чужд им обоим, но сейчас ею скорее овладело не желание посмеяться, а огорчение, ведь Ингран решился на действия, не поделившись замыслом с нею. Так же легко, как оказаться правым, он мог и ошибиться, тогда последствия обернулись бы катастрофой. За пренебрежение своей безопасностью его стоило упрекнуть.
— Как и ко многим другим выводам ранее...

В тоне его голоса нет и намёка на желание оправдаться, лишь твёрдая уверенность в своей точке зрения.
— У любой теории наступает момент апробации, иначе она так и останется рассуждением на тему. Мы находимся в развитии Идеи. Мы и есть развитие Идеи — наши сознания питают её. Мы уверены, что вокруг нас меняется материя — на самом же деле меняется не она, а само значение привычных нам вещей.

— Я ещё не встречала во Вселенной таких созданий.

— Любое наблюдаемое событие обладает не только атомарной, но и смысловой массой. Мы мыслим многообразием свойств, категорий, процессов — Идея впитывает их, сочетает, преобразует и проявляет в себе. От меня — принцип непрерывности развития измерения времени, но реализовала, видоизменив в череду конечных отрезков от формы к форме. От тебя — многовариантность развития событий внутри слоёв — тоже адсорбирована и по-своему преобразована. Сколько и каких чудесных тобою сотворённых миров мы посетили! Я сомневаюсь, что Идея знает завершение — любое сознание способно побуждать в ней изменения, и её, похоже, всё устраивает. Согласись, сама по себе она очень интересно развивающийся процесс!

Да, самое время вдохновляться опасными процессами! Согласиться, тем не менее, пришлось — что толку лгать себе самой. Они оба не в силах устоять перед чем угодно, заключающим в себе загадку. И всё-таки конкретно к этой Илсашати отнеслась негативно. Каким бы разрушительным оружием этот процесс мог бы стать!
— Нас слопала и переваривает концепция! Мне не нравится. Она пытается меня ограничить. То есть, попытается. То есть, определённо точно будет посягать на часть того, что есть я. Я отсюда, изнутри неё, не могу разглядеть чётко. Её, их, и им подобные — следует считать угрозой. Они — локальное изменение протоколов!

Симбиотическая связь доносит насколько пилот расстроен, но факт есть факт — на этот раз ему ничего не остаётся, кроме как согласиться с нею. Вмешательство в Протоколы в привычном им континууме истончают ткань пространства-времени, что всей Вселенной не на пользу. На её памяти ещё не случалось, чтобы, при всей одержимости исследуемым, его покинула трезвость мышления. Отрадно понимать, что так и на сей раз.

— Мне надо создать разделение, которое поместит нас в mise en abyme ⁴ — момент пространства-времени, где волей творения привычный нам мир соприкасается с миром Идеи, переотражаясь внутрь преобразуемого ею пространства-времени — позволяя увидеть то, что находится по обе стороны. Момент «помещения в бездну» — самая граница формирования этой аномалии, где сама её структура ещё не отрицает возможность осознания нелинейности измерения времени, очевидную для нас с тобой.

Илсашати не сложно как можно точнее представить себе Цель их движения из «Тут», которое станет «Там^[-36859]», в «Там^[-36860]\Там^[0]» — достаточно воссоздать сохранённые аналитическими схемами параметры.
— Фактически, отделить значение объекта от материи довольно просто. Всё, что для этого требуется — темпоральный корабль и хаотический ограничитель. Так что, влезай ка ты, умник, внутрь экзоплазматической оболочки, и передвинь его на максимальные настройки — даже моё самое незначительное действие должно иметь наибольшее воздействие.
Как только в навигационной системе точно обозначился момент пространства-времени, идентичный полному набору характеристик Там^[0], готовый к формированию, с этим пространством их следовало разделить в сознании. Убедившись, что хаотический ограничитель в необходимом положении, ТАРДИС их разделила...

¹ «нефритовая пагода» — (другое именование «нулевая капсула») защитная стазис-капсула для экипажа темпорального корабля, активируется при необратимом разрушении структуры ТАРДИС или угрозе жизни существ, симбиотически с нею связанных.   
² тарсинор — анаграмма tarsinor — ironstar — отсылка к типу звезды из «Туманность Андромеды» И. Ефремова.
³ ихтиолия — представитель формы жизни с родной планеты пилота, внешность напоминает земных рыб, но в отличие от них, обитают в воздухе и умеют петь.
⁴ mise en abyme (мизанабим) — «помещение в бездну» — довольно широко и разнообразно применяемый в различных сферах искусства приём, своими корнями растущий из геральдики: живопись, литература, кинематограф. У нас он несколько изменён — для раскрытия эпизода не стояла задача полностью реализовать приём в его классическом виде. Мы с соавтором были вдохновлены матрёшечным принципом как базовой техникой сюжетообразования фильмов «Экзистенция» Д. Кроненберга и «Начало» К. Нолана, фрагментами фильмов «Куб» В. Натали, «Гражданин Кейн» и картины Яна ван Эйка «Портрета четы Арнольфини», а так же фрагментом книги «Алиса в Зазеркалье» Л. Керрола и сюжетной схемой книги «Толстая тетрадь» А. Кристофф.